Они вышли.
Лозовский спросил:
— Когда вы говорите, что мы встретились в таком необычном месте и при таких необычных обстоятельствах, что вы имеете в виду?
— Кладбище, — ответил Кольцов. — Смерть.
— Вот как? — холодно удивился Лозовский. — Не знаю более обычного места, чем кладбище. В городе может не быть аэропорта, магазина, даже пивной. Но кладбище есть всегда. А смерть… Вы считаете себя бессмертным?
Еще при первой встрече в Москве Лозовский обратил внимание на странную малоподвижность лица Кольцова. Сейчас, в рассеянном свете угасающего зимнего дня, оно выглядело серой маской, даже мороз не тронул его румянцем. Это было лицо человека, вся жизнь которого проходит в кабинетах с кондиционированным воздухом, с предупредительными референтами и профессиональными сотрудниками, на которых не нужно повышать голоса и даже выражать неудовольствия соответствующей гримасой.
На слова Лозовского, мрачноватую двусмысленность которых сам он понял только после того, как их произнес, Кольцов не прореагировал — будто и не услышал.
— Отпустите машину. Вас отвезут в аэропорт. Нам нужно поговорить о делах.
Откуда-то возник молодой человек с быстрыми внимательными глазами — охранник, с которым Кольцов приезжал в «Правду», предупредительно открыл перед Лозовским заднюю дверь джипа.
— Прошу, — пригласил Кольцов, даже в мыслях, вероятно, не допуская возможности отказа.
Лозовский высокомерно, сонно посмотрел на него с таким видом, будто не понимает, о чем им говорить, потому что никаких дел у него с нефтебароном нет. Но из вежливости снизошел:
— Минутку. Мне нужно закончить свои дела с Эдуардом.
Он прошел к «Ниве», возле которой топтался Эдик, отметив, как под огненным мехом шапки недоуменно привздернулись черные брови нефтебарона. Забрав из салона свою дорожную сумку, пожал журналисту руку и дал визитную карточку, выполненную по эскизу одного из лучших дизайнеров Москвы и отпечатанную во Франции на плотной, тонкого тиснения, голубоватой бумаге «верже».
— Рад был познакомиться, Эдуард. Спасибо за помощь. Будешь в Москве — заходи.
Эдик уважительно рассмотрел визитку и с сомнением покачал головой:
— Не знаю, когда я буду в Москве. Слишком большая стала Россия. Раньше два часа — и в столице. А сейчас на билет нужно копить месяц. Владимир Иванович, я вот что хочу сказать…
— Знаю. Хочешь стать собкором «Курьера». Подумаем.
Эдик неожиданно покраснел и растерянно, со жгучей обидой посмотрел на Лозовского:
— Да вы что?! Владимир Иванович! Вы что?! Вы думаете, я только из-за этого… Вот все вы, москвичи, такие!.. Все!.. Все вы…
— Ну-ну, кто?
— Говно!
Эдик в клочки разорвал визитку, швырнул обрывки на снег и полез в «Ниву». Лозовский ухватил его за плечи и вынул из машины, стараясь не выронить Эдика из тулупа. Тот отбивался:
— Пустите меня! Отвалите! Отстаньте!
Материализовался охранник:
— Разрешите помочь?
— Обойдусь.
— Имею приказ.
— Пошел на…!
Охранник исчез.
Лозовский показал Эдику на обрывки визитки и строго предупредил:
— Ты разорил меня на полтора доллара. Больше этого не делай. А теперь выкладывай. О Степанове, я правильно понял?
— Да, — хмуро кивнул Эдик. — Я так думаю, что Степаныч все-таки встретился с Христичем. Еще в первый приезд. У него в очерке было про его кабинет. Типа простой. И про надпись на стенке. Насчет того, что если тебя прижало, то скоро будешь на льду.
— На каком льду?
— Ну, в шоколаде. В порядке. Цитата из какого-то грека.
— Понял. Дальше.
— Выходит, Степаныч был у него в кабинете, правильно? А кто его пустит, если нет хозяина?.. Это одно. Другое вот что. Смурной был Степаныч. Улетел веселый, прилетел смурной. Сказал: буксует очерк. Но я сейчас думаю, дело не в очерке. Узнал он что-то от Христича. Как вы сказали: чего ему знать не следовало.
— Так, — проговорил Лозовский. — Слушай меня внимательно. С этой минуты ты собкор «Российского курьера» по Тюменской области. Ты сказал, что у Христича дом где-то на югах. Твое первое задание: узнать адрес.
Он достал еще одну визитку, написал два номера:
— Это мой домашний, это мобильный. — Немного подумал и приписал еще номер. — Мобильный Тюрина. На всякий пожарный. Если что, он меня найдет. Тюрин Павел Петрович. Он же Павел Майоров.
— Знаю, — кивнул Эдик. — Я читал его корреспонденции в «Курьере».
— И как тебе они? — заинтересовался Лозовский.
— Информативно. Но словарный запас маловат.
— А вот этого ему никогда не говори. Читал, информативно. И все. Понял?
— Обидится?
— Огорчится. И еще. Банк, через который «Союз» проводит платежи…
— Знаю, — кивнул Эдик. — «Союз-кредит». Карманный банк Кольцова. Он обслуживает только «Союз».
— В середине ноября у них был сбой в компьютерной системе. На шесть суток. Хотелось бы знать, был или ничего не было. Но это, пожалуй, тебе не по силам. Так что считай, что это не задание, а пожелание.
— Обижаете, Владимир Иванович. Нет ничего проще. У меня там знакомая работает операционисткой.
— Хорошая знакомая?
— Более чем. У меня даже возникают насчет нее серьезные намерения. Но я их стараюсь давить. Пока удается.
— По-моему, мы получили в Тюмени неплохого собкора, — заметил Лозовский.
— Спасибо, шеф. Постараюсь соответствовать.
— Действуй. И сразу мне. Звони в любое время дня и ночи.
— Ночью не получится, — с сожалением сказал Эдик. — Телефон мне никак не поставят. А на коммерческой основе — пупок развяжется.